Термы

Римские термы Римские термы

К счастью для римского народа, у него имелись лучшие возможности воспользоваться своей свободой, и в отстроенных императорами термах он мог предаваться «рекреационной деятельности» в полном смысле этого слова. Само слово «термы» — греческое, однако то явление, которое за ним стоит, впервые соединившее палестру, где тела становятся более гибкими, с банями, где они очищаются от грязи, представляет собой нечто специфически римское. То был один из наилучших подарков, сделанных императорским режимом, причем не одному только искусству, навсегда обогащенному этими памятниками, чьи размеры, пропорции и рациональное устройство, даже в полуразрушенном состоянии, будят в нас глубочайшее восхищение, но цивилизации вообще, которой они послужили на свой лад. С возведением терм вопрос о гигиене был поставлен в повестку дня Города, будучи легко достижим для самых широких масс; а в обрамлении восхитительного декора, которым строителям угодно было уснащать эти памятники, физические упражнения и уход за телом сделались излюбленным всеми удовольствием, отдохновением, доступным людям даже из самых низов.

Начиная с середины III века до н. э. римляне позаимствовали у греков обычай устраивать ванную комнату в собственном городском доме или загородной вилле. Однако такая роскошь позволялась только богачам, и республиканская строгость нравов, не позволявшая еще Катону Старшему мыться в присутствии сына, противостояла созданию бань за пределами семейного круга. Но в конце концов любовь к чистоте оказалась сильнее неумеренной чопорности. В течение II века до н. э. в Риме появились общественные бани, естественно, раздельные для мужчин и для женщин: balneae, отличавшиеся от balnea, частных бань, женским родом. Народные благодетели наделяли ими свой квартал. Предприниматели строили их, чтобы извлечь доход из предусмотренной за вход платы. В 33 году до н. э. Агриппа предписал провести их перепись: их оказалось 170, и в будущем их число только росло. Плиний Старший отказывается от мысли пересчитать те, что существовали в его время; позднее их количество подошло к тысяче. Плата, взимавшаяся собственниками или откупщиками, в подряд которым отдавались бани, была незначительной и таковой оставалась: quadrans или четверть асса, три довоенных су, притом что дети от платы освобождались. В 33 году до н. э. бывший тогда эдилом Агриппа, который должен был в качестве такового осуществлять надзор за общественными банями, проверять их отопление, контролировать поддержание в них чистоты и руководить поддержанием порядка, пожелал отметить свою магистратуру неслыханной щедростью. Он принял на свой счет уплату всех входных взносов, закрепив тем самым, по крайней мере на год своего эдильства, безвозмездный характер пользования общественными банями, а вскоре после этого учредил здесь «термы», которые сохраняют его имя, а безвозмездность доступа в них должна была быть постоянной. Это и сделалось стержневым моментом переворота, который, будучи связанным с опекающими представлениями, составленными империей о собственной роли по отношению к массам, произошел одновременно и в истории архитектуры, и в истории нравов, так что ему предстояло распространять, по мере воспроизведения прообраза, те же самые конструкции, громадность которых, все возраставшая из царствия в царствие, отвечала растущему притоку все новых и новых толп.

После терм Агриппы на Марсовом поле были возведены термы Нерона. Затем Тит отстроил уже свои термы сбоку от прежнего Золотого дома, с внешним портиком, выходящим на Колизей, многие пилястры которого сохраняются со своей кирпичной облицовкой. Наконец, Траян возвел на Авентине термы, посвященные им памяти друга Лициния Суры, а к северо-востоку от терм Тита, отчасти перекрывая место, где находился Золотой дом, уничтоженный пожаром 104 года, — термы, которым он дал свое имя. Их ему удалось торжественно открыть в тот же самый день, когда и свой же акведук, 22 июня 109 года48. Позднее, одни за другими, были выстроены следующие термы. Сначала те, что мы называем термами Каракаллы, между тем как нам следовало бы называть их официальным именем «Термы Антонина», потому что если Септи-мий Север заложил их фундамент в 206 году н. э., они были досрочно открыты его сыном Антонином Кара-каллой в 216 году, а закончены последним Антонином из их династии, Александром Севером, между 222 и 235 годами. Далее последовали термы Диоклетиана, в развалинах которых ныне помещаются Национальный римский музей, церковь Санта-Мария деи Анджели и оратория Святого Бернара. Гигантская экседра этих терм продолжает вырисовываться посреди изгибов площади, сохраняющей их имя. Наконец, в IV веке н. э. на Квиринале были возведены термы Константина.

Наилучшей сохранностью отличаются термы Диоклетиана, занимающие площадь в 13 гектаров, но хорошо сохранились и раскинувшиеся более чем на 11 гектаров термы Каракаллы, одно из чудес античного Рима, обнаженные нефы которого оставляют неизгладимое впечатление в душе самого бесчувственного туриста. И те и другие выходят за пределы тех хронологических рамок, которых мы стараемся придерживаться, однако развалины терм Траяна были за последние годы расчищены в достаточной степени для того, чтобы проследить их основные контуры и прийти к выводу, что они совпадают с термами Каракаллы49. Разница между ними сводится, так сказать, исключительно к масштабу, и в термах Каракаллы мы видим едва увеличенный слепок с терм Траяна. Так что мы можем совершенно спокойно представить себе типичное устройство этих монументальных ансамблей в те времена, когда они вызывали такое воодушевление у Марциала, и дать себе отчет в тех нововведениях, которые были в них осуществлены.

И правда, термы эти не были исключительно банями, в которых сводились воедино, благодаря самой изощренной компоновке, самые разные виды омовения: парилка с сухим паром и баня в собственном смысле слова, баня горячая и баня холодная, бассейны и ванны. Помимо этого, они заключали в своих гигантских прямоугольниках, вдоль внешней стороны которых были устроены портики, запруженные населением, а также посетителями здешних бесчисленных лавок, еще и сады и места для гулянья, стадионы и кабинеты отдыха, гимнастические залы и массажные салоны, и даже библиотеки и настоящие музеи. Они предлагали римлянам как бы краткое изложение всех тех благ, которые делают жизнь счастливой и прекрасной.

В центре высились здания терм в собственном смысле этого слова. Никакая balnea не могла состязаться с ними - ни по объему воды, поступавшей по акведукам в резервуары, занимавшие своими 64 сводчатыми помещениями в термах Каракаллы две трети южной стороны; ни по головоломной отрегулированности системы печей, гипокаустов (дополненных или же не дополненных воздуховодами, поднимавшимися внутрь пустотелых стен и тем самым их заполнявших), которые переносили, распределяли и дозировали тепло по залам с дифференцированным тепловым режимом. Вблизи от входа располагались гардеробы, где купальщики раздевались: apodyteria. Шедший далее tepidarium, большое сводчатое помещение с чуть пониженной температурой, располагался между frigidarium на севере и caldarium на юге. Frigidarium, вне всякого сомнения слишком обширный для того, чтобы над ним могла простираться крыша, располагал бассейном, в который погружались купальщики. Caldarium, которому предшествовали помещения (sudatoria, laconica), в которых высокая температура вызывала выделение пота, был спроектирован в виде ротонды, освещаемой полуденным и послеполуденным солнцем и подогреваемой парами, циркулировавшими между sus-pensurae, лежавшими под ее каменным полом. Caldarium окружали небольшие залы, в которых можно было мыться в приватной обстановке, а сам он, в свою очередь, заключал по центру громадную бронзовую чашу, вода в которой поддерживалась при температуре, требовавшейся печью, располагавшейся непосредственно под ней, в центре гипокауста, лучеобразно расходившегося под помещением. Наконец, этот исполинский комплекс находился в обрамлении палестр, к которым примыкали scholae, где уже разоблачившиеся от одежд купальщики могли предаться своим любимым упражнениям.

Мало того: эта внушительная группа строений была окружена освежаемой тенью и фонтанами эспланадой, служившей площадкой для игр, вдоль которой проходила, над ней нависая, непрерывная крытая галерея для гулянья, или xystum. Позади нее закруглялись экседры гимнастических залов и отдельных кабинетов, тянулись библиотечные и выставочные залы. В этом-то и заключалось подлинное своеобразие терм. Физическая культура, да еще в соединении с любознательностью, получила здесь полноправное римское гражданство. Они одержали верх над предупредительными мерами, объектом которых было внедрение спорта на греческий манер. Несомненно, общественное мнение продолжало подозрительно взирать на атлетику, которую упрекали в поощрении безнравственности посредством прилюдных демонстраций своего тела, в том, что она отвлекает от серьезного и мужественного овладения военным делом, принуждая своих поклонников больше ценить аплодисменты собственной красоте, вовсе не помышляя о том, чтобы приобрести качества, необходимые доброму пехотинцу. Однако общественное мнение больше не оскорбляла нагота в банях, где она была неизбежна; оно допустило здесь, наряду с играми, которыми атлетика пренебрегала, едва ли не все те, которые та настоятельно рекомендовала, стоило только выясниться, что те и другие, вместо того чтобы предлагаться публике в качестве зрелища и практиковаться как самоцель, служат тем же оздоровительным целям, что и сами бани, благотворное действие которых они подготовляют, способствуя тем самым приносимой банями пользе для телесного здоровья. В предыдущем параграфе мы упомянули о частичной неудаче, которую потерпел agon Capitolinus. Однако то изменение в нравах, которого впустую добивались Август, Нерон и Домициан, перенося на римскую почву точную копию олимпийских состязаний, было суждено завершить императорским термам, когда в эпоху, в которой мы пребываем теперь, римский народ усвоил, как настоятельную потребность, привычку ежедневно приходить сюда и проводить здесь свой наиболее отрадный досуг.

Если наши источники едины в том, что обыкновенно термы закрывались с заходом солнца, то относительно часа, в который происходило их открытие, они дают сведения, представляющиеся на первый взгляд противоречивыми. Из одного стиха Ювенала вытекает, что термы посещались публикой начиная с пятого часа, до полудня; заключенные в нем сведения подтверждаются эпиграммой Марциала, в которой поэт, стараясь выбрать наиболее удобный момент для посещения бани, высказывается в пользу восьмого часа, предпочитая его шестому, пышащему зноем, и даже седьмому, также все еще слишком жаркому. Впрочем, с другой стороны, в жизнеописании Адриана из «Истории Августов» сообщается, что распоряжением этого императора предписывалось, чтобы никому, кроме как в случае болезни, не было позволено купаться в общественных термах прежде восьмого часа, между тем как в жизнеописании Александра Севера в том же источнике говорится, что в предыдущем столетии это дозволение давалось не ранее девятого часа. Наконец, из других эпиграмм Марциала, как кажется, вытекает, что многие мужчины купались в десятом часу и что, каким бы ни был час, установленный для открытия бань и возвещаемый звоном tintinnabulum (колокольчика), доступ публики разрешался еще задолго до звона колокола. На мой взгляд, разобраться в этом хаосе и внести примирение в разброд имеющихся у нас сведений можно только подвергнув анализу план терм вместе с правилами, которыми руководствовались силы порядка, осуществлявшие здесь разделение полов.

Во времена Марциала и Ювенала, при Домициане и даже еще при Траяне не существовало никакого формального запрета, который бы препятствовал женщинам купаться вместе с мужчинами. Тем дамам, кому претило такое смешение, приходилось либо вообще отказаться от посещения терм, либо обращаться в такие balneae, что были отведены исключительно для них. Но теперь среди женщин отыскивалось немало таких, кого соблазняла приманка спортивных занятий, предшествовавших баням в термах, и которые предпочитали быть скомпрометированными, посещая термы в то же время, что и мужчины, нежели отказать себе в этом удовольствии. Вследствие этого, по мере того как популярность терм росла, обострялись и скандалы, в конце концов заставившие власти действовать. Адриан, дабы покончить с ними раз и навсегда, издал в промежуток между 117 и 138 годами указ, упоминаемый в «Истории Августов», в соответствии с которым он разделил бани по половому признаку: lavacrapro sexibus separavit. Но поскольку план терм включает лишь ojwHfrigidarium, один tepidartum, один caldarium, это, очевидно, следует понимать так, что разделение было произведено не в пространстве, но во времени, отведя мужским баням одно время, а женским — другое. То же самое решение на очень большом удалении от Рима, однако как раз в правление Адриана, было предусмотрено регламентом императорских управляющих, ведавших metallum Vipascense в Лузитании, так как перечень обязательств conductor, иначе говоря подрядчика, взявшего на себя содержание balnea в этом шахтерском районе, включает топку котлов для женских бань с самого начала первого часа и до конца седьмого часа, а для мужских бань — с восьмого часа дня и до второго часа ночи. Разумеется, колоссальные размеры римских терм исключали освещение, которого потребовало бы точно такое же, вплоть до деталей, распределение времени также в них. Однако, сколько могу судить, не подлежит сомнению то, что они приняли тот же принцип, сделав поправку на исполинские масштабы. Так что рассыпанные по сочинениям наших авторов указания остается лишь сообразовать с планами римских терм, какими мы вправе их себе представлять, с учетом удвоения возвышавшегося посередине громадного здания бань и обширнейших вспомогательных зданий и служб, которые окружали его по сторонам, и они сольются в единую, в высшей степени правдоподобную картину.

Как утверждает Ювенал, двери вспомогательных служб открывались для публики, без различия пола, начиная с пятого часа дня. С шестого часа открывалось центральное здание, однако исключительно для женщин. В восьмом часу или же в девятом, в зависимости от того, было это зимой или же летом, колокол звонил вновь. Теперь наставала очередь мужчин входить в бани, где им было разрешено оставаться до одиннадцатого или двенадцатого часа. Несомненно, из этого распределения времени следует сделать заключение, что мужчины и женщины раздевались друг за другом исключительно внутри центрального здания и что палестры, обнесенные его стенами, были единственным местом, где допускалось обнажение тела в атлетических целях, но в таком выводе нет ничего такого, что могло бы нас удивить, и он возникает посреди многочисленных текстов, показывающих нам римлян, предающихся любовным утехам в своих термах.

Вспомним, к примеру, встречу Тримальхиона с беспутными юношами, которых он тут же пригласил на обед. Она состоялась в банный час, в термах, пускай это были термы города в Кампании, однако создавались они по образцу столичных. Энколпий и его спутники, не раздеваясь, начинают подходить к группам, там и сям возникающим в палестре. Внезапно их взгляды падают на «лысого старца, облаченного в розоватую тунику и развлекавшегося игрой в мяч в обществе подростков-рабов с длинными развевающимися волосами. Не мальчишки привлекли наше внимание, хотя на них, быть может, и стоило посмотреть, а сам обутый господин, усердно швырявший зеленый мячик Если мячик падал на землю, хозяин не нагибался за ним, ибо слуга с полным их мешком стоял рядом, подавая игрокам по мере надобности». Это игра в мяч, в которой участвовали трое; римляне называли ее trigom трое игроков «вставали каждый в вершине треугольника» и разогревались, со всей силы без предупреждения швыряя мячи друг другу одной рукой, а ловя их другой.

Наше перечисление далеко от полноты, и к нему можно прибавить и простой бег, и бег за металлическим обручем (trochus), прихотливые повороты которого особенно нравилось направлять женщинам при помощи раздвоенной палочки, которую называли «ключом»66, и упражнения с гантелями, поднимая которые на вытянутых руках, женщины доходили до изнеможения быстрее, чем мужчины.

Итак, атлетические занятия находились в тесной связи, в прямом взаимодействии с банями, которые следовали за борьбой, и мытье в бане распадалось на три четко обособленные фазы. Вначале покрытый потом купальщик отправлялся (если он еще этого не сделал) раздеваться в одном из гардеробов, или apodyteria, терм. Затем он входил в одну из sudatoria, которые примыкали к caldarium, и в этой атмосфере парной еще активизировал потоотделение: то была сухая баня. Далее он проникал в caldarium, где температура также была повышенной: здесь он мог, сверх этого, подойдя к labrum (бассейну), сбрызнуть свою кожу, по которой обильно струился пот, жгучей водой, после чего поскоблить ее банной скребницей. Вслед за этим, очистившись и обсохнув, он повторял те же свои шаги в обратном порядке, делал остановку в tepidarium, чтобы сделать переход более плавным, и наконец бежал окунуться в бассейн с холодной водой frigidarium. Вот три этапа гигиенической бани, как их рекомендует Плиний Старший, через которые проходят купальщики романа Петрония, а также те, кого мы встречаем в эпиграммах Марциала, впрочем, с той особенностью, что поэт оставляет за своими воображаемыми собеседниками свободу действий насчет того, не заменить ли обливания caldarium обильным потоотделением в парной или же прибавить первое ко второму.

В самом деле, невозможно было с удобством самому скоблиться скребницей перед labrum. He обойтись было без помощника, и если ты не позаботился о том, чтобы привести с собой рабов, эта услуга никоим образом не была бесплатной. Один эпизод из «Истории Августов» служит доказательством того, что прежде чем пойти на такой расход, надо было как следует все взвесить.

Адриан, рассказывает нам его биограф, часто вместе со всеми купался в общественных банях. Как-то раз он увидел, что ветеран, которого он знал по службе в армии, трется спиной о мрамор, которым были облицованы кирпичные стены caldarium, и спросил его, почему он так поступает. Старый солдат ответил, что это от нехватки средств на рабов, и император тут же наделил его рабами и деньгами. Естественно, на следующий день, стоило только распространиться вести о прибытии императора, многие старики тоже принялись тереться спинами о мрамор бань, желая промыслить себе благодеяния, пролившиеся накануне. Однако Адриан ограничился тем, что посоветовал им взаимно друг другу пособлять: пусть один скребет спину другому. Биограф добавляет, что начиная с того дня это взаимное почесывание сделалось популярным времяпрепровождением в термах: ex quo ille iocus balnearis innotuit. Но есть основания полагать, что предавались ему только бедняки. У богачей были средства для того, чтобы их вволю обслуживали, скребли, массировали и умащали благовониями.

Когда будущие гости Т]римальхиона выходят из frigidarium, они вновь видят своего случайного амфитриона: он весь залит благовониями, которые обтирают с него не обыкновенным полотном, но салфетками из самой тонкой шерсти; они наблюдают, как над ним не покладая рук трудятся три массажиста, которые, поспорив за честь приняться за чистку, «завернули его в ярко-красное покрывало и положили на носилки». Тримальхион, надлежащим образом высушенный попечениями специалистов и поднятый на плечи своих людей, вернулся прямо домой, где его ожидал обед.

Древний Рим

Читайте в рубрике «Древний Рим»:

/ Термы